Венская система международных отношений, оформившаяся на Венском конгрессе в 1814-1815 гг., стала настоящим вызовом для французской политической элиты на все последующие десятилетия. Франция оказалась побеждённой стороной и была таким образом морально унижена. Задачей для всех французских правительств после 1815 г. было улучшить положение Франции в сложившейся новой системе международных отношений, в том числе за счет дестабилизации и взлома самой Венской системы. В годы Реставрации во Франции (1814-1830гг.) главной внешнеполитической акцией правительства Людовика XVIII стала интервенция в Испанию в 1823 г., ставшая ответом на испанскую революцию 1820-1823 гг. Французское правительство, отражая интересы европейской реакции, надеялось поднять этим военный престиж Франции, и как следствие поставить вопрос о пересмотре венских трактатов 1815 г. Несмотря на успех интервенции, больших политических дивидендов Франции она не принесла. После Июльской революции во Франции 1830 г. внешняя политика Франции активизировалась. Ведущие французские политики довольно четко определили исключительные сферы влияния Франции, и в 1832 г. французские войска вторглись в Среднюю Италию, захватив город Анкону. В 1840 г. в ходе второго Восточного кризиса французское правительство впервые с наполеоновских войн противопоставило себя остальной Европе. В конечном итоге, стратегические позиции Франции на Ближнем Востоке оказались ослаблены. Но обострение международного конфликта способствовало усилению французской армии и флота. Дальнейшие успехи французской дипломатии будут связаны с периодом Второй империи во Франции, в частности, с Крымской войной, в результате которой Франция повысила свой статус, и решением итальянского вопроса во второй половине 60-х гг. XIX в.

Несмотря на высокотехнологичность сегодняшней германской экономики, которая выступает в качестве «локомотива» Европы и ядра европейских интеграционных процессов, Германия, однако, обладает ограниченными внешнеполитическими рычагами влияния в современных международных отношениях (МО). Постепенное ограничение суверенитета Германии началось в послевоенный период по мере усиления европейского трека внешней политики США. В частности, на этом этапе Вашингтон берет на себя ответственность по восстановлению германского экономического благосостояния, заполнению государственно-правового вакуума в Западной Германии, а также инициирует культурно-идеологическую экспансию. В последнем случае немаловажную роль сыграл американский курс по формированию обновленной германской нации путем проведения соответствующей работы с немецкой молодежью, а также установления контроля над сферой образования. Фактически по окончанию войны американскими властями в Западной Германии был развернут целый экспериментальный проект с нуля, поскольку в послевоенной Германии отсутствовали какие-либо государственные институты в принципе. Одновременно в 1950-е гг. происходит формирование внешней политики ФРГ в духе «атлантической солидарности» как следствие попадания в капкан евро-атлантического партнерства. В свою очередь ставки на обретение внешнеполитической самостоятельности после объединения Германии не оправдались - США до настоящего времени не выпускают Германию из сферы своего геополитического влияния. Американский военный контингент вместе с ядерным компонентом продолжают базироваться на территории ФРГ. Кроме того, в 1990-е гг. Германия оказывается в еще более глубокой торгово-инвестиционной и финансовой кабале. В статье анализируются истоки зарождения полномасштабной зависимости ФРГ от внешнеполитического курса США.

Кризисы на Украине и Ближнем Востоке отражают глубокие сдвиги в системе международных отношений. Эти сдвиги гораздо серьёзнее, чем широко обсуждаемая эрозия монопольного положения США, и связаны с глобальным переносом центра мировой экономической и политической власти из Северной Атлантики в Тихоокеанский бассейн. Происходит стремительное разрушение европоцентристской системы, непрерывно правившей миром с конца XV в. При этом западные, и особенно европейские элиты отказываются признать масштаб и потенциальные последствия происходящего, толкая, в частности, Россию в сторону Китая. Сохранение стабильности мировой системы требует от стран Глобального севера признания реальности происходящих перемен, возврата к концепции государственного суверенитета и отказа от попыток навязывания другим странам своего диктата под прикрытием односторонне понимаемых лозунгов глобализации.

Из учебника в учебник кочует рассказ о трёх (реже-четырёх) «Великих дебатах», сформировавшими каноническую историю теории международных отношений. Реальность была существенно сложнее, а теоретическое богатство многократно шире повторяющихся антиномичных пар - реализм vs. идеализм, традиционализм vs. модернизм, рационализм vs. рефлективизм. В статье рассматриваются дискуссии между представителями разных течений политической мысли в предвоенный период, позднее названных Первыми «Великими дебатами», по мнению автора статьи, носившими предпарадигмальный характер.

Статья посвящена проблемам взаимоотношений политики и культуры, на примере политической философии Н. Макиавелли и её отражения в художественной литературе - творчества Р. Киплинга. На протяжении многих столетий сложилась традиция рассматривать политику и культуру как почти несовместимые сферы человеческой деятельности, поскольку по мере развития человеческого общества политика становилась всё более жестокой, циничной, «грязной», в то время как культура стремилась вырабатывать высокие и совершенные ценности и идеалы. Временами дело доходило до прямых столкновений политики и религии, политики и морали, политики и права, политики и литературы, политики и искусства в широком смысле. Не случайно в противоречивую эпоху Возрождения Н. Макиавелли разработал политическую философию, основной целью которой было не только создание сильного унитарного государства, но и в известной мере преодоление «грязной» политики как таковой: описывая механизм функционирования «грязной» политики, противостоящей высокой культуре, Н. Макиавелли выдвинул новоеучение, основыванное на высших ценностях и идеалах. В творчестве Киплинга не трудно заметить воплощение тоски по высшим ценностям и идеалам, почти отсутствующим в политических учениях и политической практике. Настоящая политика всегда основывается на высшей культуре, её ценностях и идеалах, а высшая культура неразрывно связана с истинной политикой.

Предлагаемая статья, это не очередной раунд ревизионизма в истории, речь идет о возможной перспективе снижения масштабов доминирующей европоцентристской эпистемологии на основе которой был выстроен современный стереотип знаний по всей Центральной Азии. Большинство исследователей региона не спешат оценить масштаб конфликтной конфронтации, которая была создана европоцентризмом. Тому свидетельство многочисленные статьи по такой застывшей (и печально тупиковой) дилемме, почему и как разделили земли таджиков/узбеков/казахов. Публикуя очередной разбор «топорного разделения», эксперты представляют свои субалтерные, идущие с внешних границ колониального мира знания, а они в свою очередь остаются маркерами европоцентристской методологии. В процессе такого толкования важнейшая роль отводится современной культуре, которая способствовала оформлению парадокса, представляемого нами через перефразированный советский афоризм: современность и колониальность - близнецы-братья. Инициирование процесса деколонизации сознания по всем пяти республикам региона возможно. И одно из предлагаемых решений, это признания цельности плюрально-циклической культуры и философии всего региона. Такой акт поможет, в меньшей степени, ориентироваться на подачу знаний в определенных, ограниченных национальными единицами, рамках (снизив масштаб «фетишизации национальной идентичности»); и создаст условия для проектирования «моста», соединив тем самым разные культурные, идеологические, и институциональные пространства в которых вращается Центральная Азия, как транснациональная интеллектуальная матрица. Такая теория может дать смысл и порядок эмпирическим фактам, и тем самым подтолкнуть исследователей из сферы констатаций в сферу критической аналитики, и тем самым вдохновить на открытия новых направлений/подходов, соединив их с имеющимся колониальным опытом. И важно, что на этой основе может стартовать диалог, где центрально-азиатские исследователи будут на равных с другими исследовательскими школами (как между странами, так и за пределами региона).

Настоящая статья посвящена анализу явления «коррупция» с точки зрения политической теории и политической практики. В настоящей статье рассматриваются исторические примеру коррупции: коррупция во времена Александра Македонского, Карфагена, Римской республики. Автор анализирует эволюцию термина «коррупция», выделяя современные аспекты и внимание, предающееся сегодня данному термину. В статье дается анализ позитивных и негативных примеров коррупции, приводятся выводы. В статье анализируются последствия коррупции: экономические, политические и социальные. Среди экономических последствий коррупции выделяются такие, как усиление теневой экономики, уменьшение налоговых поступлений, ослабление государственного бюджета, нарушение конкурентных рыночных механизмов, снижение эффективности рынка, дискредитация идей рыночной конкуренции. Среди социальных последствий коррупции наибольшее внимание уделяется следующим: существенный разрыв между объявленными и реальными ценностями, что формирует у членов общества «двойной стандарт» морали и поведения, отвлечение колоссальных средств от целей общественного и гуманитарного развития, увеличение имущественного неравенства, усиление социальной напряжённости. Наиболее важными политическими последствиями коррупции настоящая статья называет следующие: смещение целей от общенационального развития к обеспечению властвования олигархических группировок, уменьшение доверия к власти, рост отчуждения власти от общества, падение престижа страны на международной арене, рост угрозы её экономической и политической изоляции, снижение политической конкуренции. Один из выводов настоящей статьи состоит в том, что процесс глобализации мира приводит к росту коррупции. При наблюдаемом усилении процесса глобализации - усиливаются и позиции корпораций, на первый план выходит корпоративная коррупция.

В соответствии со сложившимися интеллектуальными традициями, осмысление проблемы холокоста (1933-1945 гг.) происходит в русле функционалистской и интенционалистской школ. «Функционалисты» анализируют холокост как вызов современной западной цивилизации, её бюрократической рациональности с акцентом на развитие, научно-техническийпрогресс ипросвещение. «Интенционалисты» изучают намерения нацистов, их идеологию, причины антисемитизма и его радикализации в межвоенный период в Европе. Настоящая статья следует интенционалистской традиции. В центре внимания автора находится феномен отсутствия вины у подавляющего большинства (если не у всех) нацистских преступников. Анализ этого феномена предпринимается с опорой на воспоминания выживших жертв и их теоретические интерпретации. Учитываются временной и пространственный аспекты холокоста в связи с биополитическими установками нацистов. В задачи статьи не входит историческое исследование; она нацелена на выработку подхода к анализу гуманитарных проблем современности с опорой на наследие холокоста. Анализ релевантного наследия позволяет уточнить содержание современного понятия «гуманитарная безопасность» и увидеть проблемные зоны в современной практике защиты прав человека. Данная проблематика представляется значимой и при анализе актов военного насилия в отношении гражданских лиц.

В настоящей статье представлены результаты коллективного исследования пространственной идентичности. Авторы анализируют пространственную конфигурацию на российско-китайском пограничье между Благовещенском и Хэйхэ, рассматривая её в качестве социального конструкта. Сделана попытка выявить механизмы формирования пространственной идентичности на границе, которая характеризуется высокой интенсивностью экономических, политических и культурных потоков. В китайском городе Хэйхэ авторы констатируют наличие запроса на большую интеграцию с российской стороной, и, как следствие, открытость к российскому влиянию. Иначе видится реактивное восприятие своего китайского «соседа» жителями Благовещенска. Традиционно выделяются два главных территориальных основания формирования государственности: национальное строительство и угрозы безопасности или, другими словами, маркирование ментальных границ сообщества «Мы» и актуализация «Других». Угрозы безопасности, точнее, дискурс о них, формирует образ «Других», на противопоставлении себя которым и складывается нация и ее геополитический код. Наличие в каждой стране устойчивых центр-периферийных отношений наводит на мысль о существовании третьего механизма государственного строительства - внутреннего «Другого». Процесс межрегиональной дифференциации в рамках государства через создание и поддержание внутренних ментальных границ между центром и периферией позволяет выявлять территории, нуждающиеся в специальных мерах, направленных на сохранение их соответствия национальным нормам, а тем самым - и государственности. Историю российской государственности, правомерно интерпретировать как процесс периодического искусственного воспроизводства полупериферии, закреплявшего ментальные границы внутреннего «Другого». Полупериферией становились окраинные колонизируемые территории, которые создавали у других территорий привлекательный образ российского государства и дотировались в ужерб внутренним российским регионам. Выводы исследования строятся на основании серии полевых исследований в двух городах, в ходе которых использовался ряд социологических и качественных методов сбора и анализа данных. Авторы делают вывод о том, что в Благовещенске и Хэйхэ сформировались различные паттерны пространственной идентичности, детерминированные официальным дискурсом и обыденным воображением.

Автор статьи предлагает и обосновывает классификацию основных направлений дискуссии по России в американском экспертном сообществе. На основе этой классификации выделяются интеллектуальные поля, на которых формируются устойчивые системы стратегических взглядов. Разработанная методология применяется ретроспективно для описания эволюции устойчивых систем стратегических взглядов на Россию в США после распада СССР и до настоящего времени. В статье также анализируются системы стратегических взглядов на Россию, доминирующие в настоящее время. Таких систем для современного периода 2010-х гг. выделено четыре: скептицизм, алармизм, реализм и сотрудничество без условий. Прослеживается история их возникновения, выявлены интеллектуальные основы и основные характерные черты. Автор решает не только задачу описания и систематизации, но и рассматривает взаимодействие этих взглядов в процессе дискуссий. Составленные автором схемы эволюции устойчивых систем стратегических взглядов должны облегчить восприятие итогов проведённого исследования. Предложенная методология может быть использована для анализа американских взглядов на Россию и российско-американские отношения.

В статье публичная дипломатия рассматривается как совокупность действий, совершаемых официальными и неофициальными органами государства, для достижения внешнеполитических целей посредством распространения информации (дезинформации) или формирования необходимого влияния на правящие круги и общественность зарубежных стран. По мнению авторов, публичная дипломатия стала неотъемлемой составляющей сетецентричной гибридной войны, в которой роль информационного воздействия на противника становится определяющей. В начале XXI в. СМИ, включая сетевые, превратилась в важнейшие политические инструменты, с помощью которых можно было добиться важнейших целей, которые решались прежде другими (экономическими, военными, финансовыми) политическими инструментами. Такое резкое усиление значения СМИ, а также качественное изменение их роли в политике государств в XXI в. является прежде всего следствием двух процессов, дальнейшее развитие которых будет в еще большей степени усиливать как значение, так и роль СМИ в политике государств - резкого усиления значения человека, его потенциала, и технологической революции в области информатики.

В статье проанализированы основные внутренние проблемы развития Шанхайской организации сотрудничества. Особое внимание уделено причинам противоречия интересов стран-участниц, а также выявлены факторы, препятствующие укреплению организации и усилению ее влияния на международной арене. Международная организация создается государствами в целях удовлетворения возникающих в ходе межгосударственных взаимоотношений вопросов, требующих регулярного механизма сотрудничества. Учитывая предысторию создания Организации, важно подчеркнуть, что, возможно, основной причиной создания Шанхайской организации стала необходимость для объединившихся государств выступить единым фронтом против усиления в регионе на рубеже веков опасных тенденций терроризма, экстремизма, сепаратизма, роста организованной преступности. Каждая из стран-участниц, принимая решение о формировании в ШОС, пыталась решить свои индивидуальные задачи в политической, экономической или иной плоскости, но именно понимание необходимости вести борьбу с усилением влияния в регионе преступных сил и неконтролируемых режимов стало общим для всех мотивом, вынудивших Россию, Китай и центрально-азиатские республики, в том числе до этого державшийся несколько особняком Узбекистан, заявить о создании ШОС. Несмотря на противоречие интересов и наличие внутренних и внешних проблем развития, во многом взаимообусловленных, тринадцатилетний путь эволюции ШОС в определённой мере доказывает ее эффективность, более того имеются предпосылки для ее последовательного перехода к более комплексной стратегии развития.

Страны Балтии - ближайшие соседи России, история которых тесно связана с нашей страной, как во времена Киевской Руси, Московского княжества, Российской империи, Советского Союза, так и сегодня, в рамках широкого общеевропейского контекста. Россия и страны Балтии входят в состав Балтийского региона, роль которого в построении общеевропейского дома является ключевой. Именно здесь Россия и Евросоюз непосредственно соприкасаются, здесь происходит взаимодействие разделённых противостояниями ХХ в. европейских народов, в этом пограничном пространстве происходит социокультурная диффузия между двумя самыми большими частями европейского континента. В эпоху глобализации политике добрососедства уделяется повышенное внимание, ибо сотрудничество стран-соседей является необходимой гарантией стабильности мировой системы. Но чтобы это сотрудничество было продуктивным, необходимо иметь адекватное представление о соседних странах, о процессах там происходящих. Познание ближайшего окружения является необходимым условием добрососедства, готовности прийти на помощь, если это понадобится. А в нынешней цивилизации повышенных рисков взаимопомощь определённо будет востребована. Исторический опыт показывает, что отсутствие объективного знания является причиной непонимания, а часто даже источником вражды. Речь идёт не столько об интересе к соседним народам и необходимости иметь достоверное знание о них, сколько о тесно связанной с этим знанием исторической ответственности. Особенность истории заключается в том, что она неразрывно связана с современностью. Для принятия государственных решений необходимо иметь как можно больше достоверных знаний о тех процессах, которые привели к современному состоянию, об исторических условиях складывания общественной психологии народов-соседей, формах проявления их национальных особенностей. В статье на основе социологических методов - от изучения документальных и литературных источников, анализа результатов массовых опросов до групповых дискуссий и включённого наблюдения - рассматривается генезис взаимовосприятия и взаимоотношений русского и прибалтийских народов.

В статье разрабатывается проблематика связи ключевых политических решений элит малых стран с их стремлением занять определенную нишу во внешнеполитической среде. Предлагается типология подобных ниш. Анализируются экономическое, военно-политическое и идеологическое измерения действий политических элит стран Прибалтики. На материале государственных решений в данных сферах обосновывается гипотеза о том, что действия прибалтийских элит на протяжении последних лет по акцентированию «российской угрозы» направлены на занятие отдельной выгодной ниши в рамках евроатлантического пространства. Учитывая узкий коридор маневра, ограниченный военно-стратегическими императивами североатлантического блока, политические элиты Прибалтики стремятся привлечь внимание крупных держав, внешнее финансирование, укрепить свой статус, а также обеспечить внутреннюю легитимность и личные карьерные перспективы за счет конфронтационного взаимодействия с Россией. На основе проведенного исследования делается вывод о том, что, реализуя конфликтную модель в рамках выбранной внешнеполитической ниши (роли «привратника» и «миссионера»), политические элиты прибалтийских государств могут получить выгоды и дополнительные ресурсы в среднесрочной перспективе. Однако в долгосрочном плане подобная политика, как правило, сокращает возможности политического и экономического развития малых стран. В теоретико-методологическом плане проведенное исследование подтверждает продуктивность применения трех уровней анализа деятельности политической элиты. Самый общий уровень анализа - это изучение пространств-«империй», их военно-стратегических и экономических императивов, структурирующих внешнеполитическую среду деятельности элит малых государств. На среднем уровне анализа дается оценка возможных внешнеполитических ниш для элиты малого государства. Третий уровень анализа связан с изучением конкретных экономических, военно-политических и идеологических решений политической элиты в рамках занимаемой внешнеполитической ниши.

В статье рассматривается отношение правящей в современной Франции элиты к преподаванию истории в школе, как основному методу формирования политического сознания и мировоззрения новых подрастающих поколений. Для достижения этих целей используется комплекс научных и политических методов. Программы по истории постоянно изменяются, отражая общеполитическую борьбу во французском обществе, участники которой ищут в истории аргументы в поддержку свои хпозиций. В этой связи, вокруг программ периодически возникает острая полемика, а сами они при каждом изменении представляют собой компромисс. Политический подход заключается в формировании государственной точки зрения на историю, зафиксированной в программах, обязательных к изучению в школах. Программы содержат тщательно отобранный набор тем, фактов и персоналий, подлежащих изучению. Кроме этого, внутриполитическая борьба идёт не только по поводу формы, но и содержания. В частности, уже в течение ряда лет в программе присутствует отдельная тема «Ислам», но нет, например, темы «Христианство». Однако, сторонники сохранения изучения христианского вклада в историю и культуру Франции сохраняют обширный соответствующий материал, включённый в целый ряд самых разных тем, не посвящённых непосредственно христианству. Информационный подход к образованию заключается в том, что ресурсы психики ученика и его учебного времени весьма ограничены. Формально провозглашена свобода школьного преподавателя обращаться к историческим источникам и даже в широких рамках интерпретировать их. Однако наличие программы и ограниченное время на её изучение в сочетании с ответственностью учителя за результаты своей работы, проверяемые на экзаменах, фактически не оставляет ему времени на изучение другого материала, выходящего за рамки официальной программы.

В статье рассматривается структура и принципы формирования оборонного заказа США в области научных исследований, а также его основные исполнители. На конкретных примерах характеризуется роль ключевых участников бюджетного процесса США: президента, Конгресса, Министерства обороны, - а также их взаимоотношения с научным сообществом. Выделяется трехуровневая структура организации военных исследований и разработок: создание вооружений, проектирование оружейных платформ и системная интеграция вооруженных сил. В организации разработки вооружений особо выделяется роль Оборонного агентства передовых исследовательских проектов (ДАРПА), которое финансирует научно-технические исследования, способные обеспечить технологический прорыв и представить результаты, интересующие вооруженные силы. В статье делается акцент на участие частного сектора на всех уровнях заказа на исследовательские работы, в особенности на уровне интеграции, где само формирование запроса представляет собой сложнейшую системную задачу и, следовательно, требует привлечения наиболее компетентных специалистов и организаций. Авторы анализируют преимущества и недостатки широкого участия коммерческих предприятий, приводят примеры, демонстрирующие возможные конфликты между государственными и частными акторами, и способы их разрешения. Особо подчеркивается то обстоятельство, что американская научно-техническая политика представляет собой уникальный объект с точки зрения науковедческих исследований, который дает примеры любого подхода к организации научных исследований - плюрализм форм поддержки науки часто рассматривается как одно из главных преимуществ американской системы организации науки. В статье предлагается обзор примеров возможных форм взаимодействия коммерческих, государственных и научно-исследовательских структур.

Статья посвящена описанию и анализу функционирования национальной системы экономической дипломатии Итальянской Республики. Раскрыты ключевые историко-экономические предпосылки и условия этой системы развития начиная с ранних этапов по настоящее время с акцентом на событиях последних лет (2010-е гг.).Исследованы порядок и механизмы взаимодействия главных национальных экономико-дипломатических агентов: министерства иностранных дел, министерства экономического развития, агентства по стимулированию экспорта ITA, агентства по привлечению иностранных инвестиций Invitalia, а также иных уполномоченных органов (в частности, координационного совета по интернационализации экономики Италии - CRII), публичных и частных институтов. Изложены основные принципы работы новой системы внешнеэкономической политики «Система Италия» (ит. «Sistema Paese»), внедряемой с 2011 г. Указанная концепция опирается на эффективное сотрудничество между ведущими экономико-дипломатическими институтами(их «командную игру») с использованием системного подхода при разработке и реализации мер, направленных на интернационализацию итальянского бизнеса. Инновационные элементы «Системы Италия» отражают не просто очередную перестройку бюрократического аппарата министерства иностранных дел, но принципиально иной подход к вопросам, связанным с положением страны на международной арене. Показаны в действии конкретные экономико-дипломатические механизмы: главным образом, это меры по продвижению национального экспорта и выводу итальянских компаний на новые рынки, а также по привлечению в Италию прямых иностранных инвестиций, в том числе из развивающихся стран. Отмечено, что в области привлечения инвестиций возрастает роль субнациональных регионов Италии, в частности Фриули-Венеция-Джулия, Венето и Сицилии. Другая важная тенденция и особенность современной итальянской экономической дипломатии - практика децентрализации управления материальными ресурсами в рамках системы МИДа, наделение глав загранучреждений отдельными полномочиями «финансовых менеджеров». Наконец, внимание уделено тесной и имеющей давние исторические традиции взаимосвязи институционального использования инструментов «мягкой силы» и экономической дипломатии.

Статья посвящена сотрудничеству Организации Объединенных Наций (ООН) и региональных международных организаций, в частности Африканского Союза (АС) в сфере безопасности и урегулирования конфликтов. За последнее десятилетие роль АС и субрегиональных организаций существенно возросла. Через свои органы по обеспечению мира и безопасности Африканский Союз вносит огромный вклад в дело укрепления стабильности и поощрения демократии и уважения прав человека в Африке. В начале статьи авторы предлагают читателю краткий обзор состояния безопасности на африканском континенте и отмечают наиболее конфликтные зоны. Одним из самых беспокойных с точки зрения безопасности регионом является Северо-восточная Африка. Продолжающийся четверть века конфликт в Сомали, конфликтные отношения между Сомали и Эфиопией, пограничный конфликт между Эфиопией и Эритреей, приведший в конце 20 века к войне между двумя странами, наконец, несколько вооруженных конфликтов в Судане привлекли к этому региону пристальное внимание всего мирового сообщества. Авторы раскрывают основные элементы взаимодействия ООН и АС в процессе урегулирования региональных конфликтов и проведения миротворческих операций. В статье анализируются механизмы и методы, используемые для проведения миротворческих операций силами ООН и АС. Авторы подробно анализируют положение в Сомали и усилия, которые предпринимают ООН и АС для стабилизации положения в этой стране. В статье раскрываются основные элементы, и дается обзор смешанной многокомпонентной миротворческой операции ООН и АС в Судане. В заключение, авторы останавливаются на мерах, которые способны укрепить стратегическое сотрудничество между ООН и АС Самое важное, по мнению авторов статьи, оперативное решение вопросов, связанных с финансированием совместных миротворческих операций.

Устойчивое воспроизведение кризисов, или постоянное попадание развивающихся стран в так называемые «ловушки развития», представляет собой одну из актуальных мировых проблем. В качестве объяснительной гипотезы можно предложить зависимость от предыдущей траектории развития, вытекающую из антагонистического характера отношений формальных и неформальных институтов общества. Такую гипотезу иллюстрирует случай Руанды, которая, несмотря на широкомасштабную иностранную помощь в 1960-х - начале 1990-х гг., не смогла устранить общественно-политические противоречия, нарастание которых привело к геноциду 1994 г. Однако после 2000 г. страна демонстрирует восходящую динамику, особенно в области эффективности управления и контроля над коррупцией. Эти успехи предопределялись двумя факторами: во-первых, институциональным вакуумом в результате разрушения конкурентных правил и практик эпохи президента Хабьяримана, и, во-вторых, эффективным руководством, выразившимся в сознательной опоре правящей элиты на неформальные практики для преодоления кризиса. Был сделан выбор в пользу формализации автохтонных практик, включения в легальное правовое поле традиционных или возрождённых в иной форме (и наполненных зачастую другим содержанием) институтов, а также создания новых норм. Таким образом, Руанда - это пример успешного институционального реформирования.